Французское искусство фланирования: прогулка как способ понять город

В социальных сетях еще совсем недавно было популярно публиковать видео, где пользователь договаривается с другом, партнером или родственником выбрать определенные цвета и, гуляя по улице, фотографировать по пути все, что в этот самый цвет окрашено. Не зря говорят, что мода циклична, ведь подобным поиском занимательных деталей в городском пространстве занимались еще два столетия назад.

"Flâner" (с фр. «бесцельно бродить») стало настоящим культурным феноменом, эстетической практикой и формой сопротивления сумасшедшему ритму мегаполиса. Это понятие, возникшее в XIX веке в Париже, стало символом особого отношения к городу, времени и самому себе. "Flâneur" (с фр. «фланер») — это человек, превращающий случайные маршруты в искусство, современник‑странник, не имеющий явной цели, но остающийся при этом внимательным наблюдателем урбанистической жизни. Зачем же французскому языку понадобилось такое уникальное слово?

« Errer est humain. Flâner est parisien » (с фр. «Странствовать - это про всех людей. Фланировать — это про Париж».), — заявляет Виктор Гюго. Журналист и писатель Андре Беклер в "Le Figaro illustré" за июнь 1932 года отмечает: «Il n'est possible de flâner vraiment qu'à Paris, en raison de la diversité de notre capitale, de l'humeur des gens et de l'aspect même des quartiers.» (с фр. «По-настоящему фланировать можно только в Париже, благодаря разнообразию столицы, настроениям людей и самому облику кварталов.») Расцвет фланирования связан с преображением Парижа в середине XIX века. Реконструкция барона Османа создала широкие бульвары, пассажи с витринами и газовыми фонарями — идеальный антураж для неспешных прогулок.

Однако далеко не каждый положительно воспринял столь радикальную городскую перемену. Объектом лирической поэзии новый Париж становится у Шарля Бодлера, и пишет он о столице далеко не с восторгом, а с тоской:
"Paris change ! mais rien dans ma mélancolie
N’a bougé ! palais neufs, échafaudages, blocs,
Vieux faubourgs, tout pour moi devient allégorie,
Et mes chers souvenirs sont plus lourds que des rocs." ("Le cygne")
«Париж меняется — но неизменно горе;
Фасады новые, помосты и леса,
Предместья старые — все полно аллегорий
Для духа, что мечтам о прошлом отдался.» («Лебедь» пер. с фр. Эллиса)

И все же барон Осман дарит нам не только новый Париж, но и нового парижанина. В этом стихотворении из сборника «Цветы зла», как и во многих других у Бодлера, взгляд лирического героя, погруженного в процесс наблюдения за городом, выдает чувство глубокого отчуждения. Из этого чувства и рождается тот самый фланер, что ищет убежища в толпе. Он же сможет обнаружить в трансформирующемся городе особый шарм, о чем пишет Бодлер в эссе "Le peintre de la vie moderne" (с фр. «Поэт современной жизни») (1863): "La vie parisienne est féconde en sujets poétiques et merveilleux. Le merveilleux nous enveloppe et nous abreuve comme l’atmosphère ; mais nous ne le voyons pas." (с фр. «Парижская жизнь богата поэтическими и чудесными сюжетами. Чудесное окутывает нас и наполняет, как воздух, но мы его не замечаем.») Толпа для него — это вуаль, сквозь которую знакомый город проявляется в виде буйства образов.
Именно благодаря Шарлю Бодлеру в большей степени и прославилось понятие "flâneur". В том же очерке он описал фланера как ненасытного наблюдателя, наслаждающегося присутствием в толпе, ее летучей изменчивостью и бесконечностью, уличной суетой. "Etre hors de chez soi, et pourtant se sentir partout chez soi" (с фр. «Быть вне дома и при этом чувствовать себя дома повсюду») составляет одну из главных радостей его жизни, наряду с "voir le monde, être au centre du monde et rester caché au monde" (с фр. «видеть мир, быть в центре мира и оставаться скрытым от него»). Такой человек одарен живым воображением, он — «одиночка, без устали странствующий по великой человеческой пустыне». Его цель — поиск духа современности, что гораздо значительнее стремления к удовольствию от минутных впечатлений.

В русском языке есть похожее слово — «соглядатай», но это скорее характеристика, а не цельный образ. Оно не обладает такой же многогранностью и наполненностью, какое имеет самобытный фланер. Последнему присущ следующий набор характеристик:

1. Комфортно чувствуя себя посреди толпы, он не становится ее частью, а остается наблюдателем-одиночкой. Бодлер приводит следующее сравнение: "un prince qui jouit partout de son incognito" (с фр. «принц, сохраняющий инкогнито»).
2. Фланер отвергает продуктивность и отказывается спешить.
3. Он следует интуиции, а не путеводителю. "Descendre l'avenue des Champs-Élysées n'est pas flâner" (с фр. «спускаться по Елисейским полям — это не фланировать»), — пишет Андре Беклер. Настоящий фланер предпочитает "des ruelles inconnues du grand public, étroites, tortueuses" («незнакомые широкой публике улочки, узкие и запутанные»).
4. Турист фотографирует достопримечательности, фланер же стремится зацепиться взглядом за неприметные детали: отражения в витринах, игру теней, мимолетные жесты.
5. Для фланера город — текст, который нужно «прочитать» и осмыслить, а не «потребить».

Если вы обнаружили в этих характеристиках себя, то поздравляем, вы — настоящий фланер, и Бодлер бы вами, может, даже и гордился бы!

Так, звания «фланер» удостаивается далеко не каждый разгуливающий по улицам человек. Это целая философия, а в эпоху промышленной революции еще и олицетворение духа, призванного противостоять механизированному обществу в эпоху массового потребления и архитектурных изменений. Эту мысль развивает немецкий философ и критик Вальтер Беньямин. В эссе «Париж – столица XIX века» фланер описывается одновременно и как гедонист-дилетант, и как социолог‑наблюдатель. Особенно его привлекают вокзалы, выставочные залы и универмаги, которые как нельзя лучше отражают французскую столицу в XIX веке. Одним из воплощений фланера Беньямин с иронией называет "l'homme-sandwich" (с фр. «человек-бутерброд»), который наверняка встречался вам на улицах, намереваясь выдать рекламную листовку. Тем не менее стоит отметить, что изначально слово «фланер» философ использовал в качестве обозначения поэтов и интеллектуалов, которые, прогуливаясь, наблюдали за прохожими и критически их оценивали.

"La rue conduit celui qui flâne vers un temps révolu. […] Une ivresse s’empare de celui qui a marché longtemps sans but dans les rues…" (с фр. «Улица ведет того, кто фланирует к ушедшему времени, в прошлое. [ ... ] Опьянение овладевает тем, кто долгое время бесцельно ходил по улицам...») Так, улица пробуждает у фланера глубинную связь с историей и прошлым, а прогулка вводит его в состояние «опьянения». Воспринимает город фланер как калейдоскоп явлений, завораживающих его и в моменте для него важных.

Так, фланирование — это медитативный акт, что, безусловно, повышает к этой теме интерес в наше время. В «Пешеходе Парижа» Леон-Поль Фарг описывает эту практику как «способ замедлить время». Его персонаж может внезапно свернуть в магазин или сделать передышку и зайти в случайное кафе по дороге за напитком. И в этих оживленных местах фланер находит для себя интерес. Он, наблюдая за людьми, полностью погружен в момент и способен замечать те детали, которые кто-то другой мог бы легко упустить. Ромен Роллан в 4 томе «Жана-Кристофа» пишет следующее: "Il ne se pressait pas d’arriver, flânant devant les boutiques, s’arrêtant dans la rue, pour caresser un chien, qui flânait comme lui, étendu sur le flanc et bâillant au soleil". (с фр. «Он шел не спеша, останавливался поглазеть на витрины магазинов или погладить собаку, которая грелась на солнцепеке и зевала, наслаждаясь, как и он, бездельем».)

Но есть и темная сторона. Бодлер в «Семи стариках» показывает фланера, который, сталкиваясь с бесконечным повторением образов, ощущает абсурдность городской жизни.

"Fourmillante cité, cité pleine de rêves,
Où le spectre en plein jour raccroche le passant !
Les mystères partout coulent comme des sèves
Dans les canaux étroits du colosse puissant." ("Les sept vieillards")
«О город, где плывут кишащих снов потоки,
Где сонмы призраков снуют при свете дня,
Где тайны страшные везде текут, как соки
Каналов городских, пугая и дразня.» («Семь стариков» пер. с фр. Эллиса)

Родной город Бодлер описывает в этом стихотворении как лабиринт кошмаров, где герой встречает семерых стариков-двойников — символ безумия и подавленности городской жизнью. Однако таким предстает в его лирике новый Париж, к которому ему так и не удалось приспособиться, но даже такие гипнотические мрачные характеристики свидетельствуют о том, насколько город для Бодлера был важен. Подобно родителю, который порой не может принять изменения в ребенке, но не перестает любить, лирический герой Бодлера продолжает находить в столице поводы быть очарованным и восхищается ею.

"Les deux mains au menton, du haut de ma mansarde,
Je verrai l’atelier qui chante et qui bavarde ;
Les tuyaux, les clochers, ces mâts de la cité,
Et les grands ciels qui font rêver d’éternité." ("Le paysage")
«Там, подперев щеку задумчиво рукою,
Увижу улицу я с пестрой суетою,
И мачт Парижа — труб необозримый лес,
И ширь зовущих нас к бессмертию небес.» («Пейзаж» пер. с фр. П. Якубович)

Андре Беклер пишет: «Фланировать по Парижу — это удовольствие, которое утрачивается. Конечно, еще остались некоторые фланеры, но это вид, который современные граждане смутно презирают, потому что, кажется, больше нет права гулять без цели по улицам, идти наугад, наблюдать за жизнью других. [...] Один из них, встреченный как-то на углу улицы, объяснил мне однажды, на протяжении доброго километра, что все наши несчастья на самом деле происходят от суеты. Сегодня все хотят обладать, ездить на машине, устанавливать рекорды, работать ночью, читать за едой. В конце концов, все лишь толкаются и мешают друг другу».

Далее он делится и личным опытом и, описывая любимые маршруты, подводит итог: "Flâner dans Paris, c'est étudier mieux que ses concitoyens le contenu des rues, le charme des places, le mystère des impasses, la topographie des boulevards extérieurs, mille signes, mille détails, mille nuances de vie, de sentiment, d'agglomération, que les occupants d'un taxi ou d'un autobus ne remarquent jamais" (с фр. «Прогуливаться по Парижу — значит изучить лучше, чем сограждане, содержание улиц, очарование площадей, тайну тупиков, топографию внешних бульваров, тысячу признаков, тысячу деталей, тысячу оттенков жизни, чувств, агломерации, которые никогда не замечают пассажиры такси или автобуса»). И это определение вполне сейчас может быть применимо и к нам, и к тем городам, где мы живем. К тому же с течением времени и развитием технологий фланирование претерпевает некоторое переосмысление:

• Цифровой фланер бродит по Google Street View, заменяя бульвары пикселями.
• Психогеография, предложенная Ги Дебором, предлагает подходить к фланированию как к инструменту, т.е. с помощью наблюдения за людьми в определенных зонах изучать отдельные участки городской среды и то, какое влияние каждый из них оказывает на человека.

Почему же фланирование в классическом понимании может оказаться полезным навыком для современного человека? Фланирование — это напоминание, что город — не только инфраструктура, он не ограничивается местом учебы, работы, спортзалом, поиском развлечений, кофейни для фриланса или ресторана для посиделок с друзьями. Это палитра эмоций, историй, случайностей. В эпоху тотальной эффективности такая практика становится актом свободы.

Так давайте же будем этими самыми калейдоскопами, способными переосмысливать окружающий нас мир бесчисленным множеством способов и жадными до новых открытий. Начните с первого шага — запишитесь на пробный урок в Anecole и откройте для себя французский так, как его открывают в парижских переулках — с интересом, вниманием и удовольствием.